Алексей Трубачев: «Готовность камбарского объекта к переработке отходов — миф»

15 октября «РосРАО» организовало и провело «Презентацию технологических решений для ПТК «Камбарка», которые планируется реализовать при создании соответствующей инфраструктуры.

На презентации первый заместитель генерального директора по развитию ФГУП «РосРАО» Максим Корольков заявил, что «на создаваемых производствах будут внедрены технологии, отвечающие самым жестким современным требованиям, но при этом апробированные и неоднократно подтвердившие свою безопасность и эффективность».

Предусмотрено три группы технологических решений: физико-химическая обработка, решения для ртутьсодержащих отходов и высокотемпературное обезвреживание. Предполагается все технологии замкнуть в единый цикл, при этом отходы от одних линий будут являться сырьем для других линий, что, якобы, позволит практически исключить неутилизируемые отходы.

По мнению «РосРАО», подобные технологические решения исключат сброс сточных вод на рельеф и в водоемы, а также не допустят захоронения отходов на территории комплекса в Камбарке. Заявлено, что на данном комплексе планируется перерабатывать 350 видов отходов, а мониторинг состояния окружающей среды будет вестись по 149 показателям.

— Алексей Владиславович, какой информации в выступлении замгендиректора «РосРАО» недоставало?

— К сожалению, в выступлении господина Королькова не были даны объективные оценки технологических и экологических рисков соответствующих мероприятий, вся информация, как и в выступлениях других докладчиков, была представлена исключительно со знаком «+». А то, что такие риски существуют, очевидно и понятно специалистам.

В этом смысле показательно высказывание председателя Комиссии по экологии Общественного совета «Росатома» Никитина о том, что основная задача работы с общественностью — это повысить информированность населения о (обратите внимание!) «безопасности» предлагаемых технологий, но называющего в то же время переработку отходов 1 и 2 классов «опасным производством».

Мы должны помнить, что объект по уничтожению химического оружия был необходим не только для ликвидации наследия «химической войны», но и для конечной ликвидации локальной угрозы региону его размещения. А вот планируемый в Камбарке ПТК для работы с отходами 1 и 2 классов будет являться источником постоянно возобновляемой химической опасности для населения и окружающей среды того же региона.

— О каких «технологических решениях» шла речь на презентации?

— Представитель Российского химико-технологического университета доложил о физико-химической обработке жидких отходов, а по существу о методах выделения из сточных вод гальванических производств соединений хрома, никеля, меди и серебра, связав их с обработкой отходов 1 и 2 классов опасности.

При внимательном изучении перечня данных отходов следует, что представленные технологические решения можно отнести лишь к 18 видам жидких отходов из почти 200 их наименований. Ни слова не было сказано о том, как выделять соединения многих других токсичных элементов, содержащихся как в жидких, так и в твердых отходах, например, ванадия, свинца, селена, мышьяка, теллура, бериллия, о том, как утилизировать жидкие растворы соединений ртути, то есть по наиболее проблемным позициям.

Однако это позволило докладчику блеснуть перечислением ярких химико-технологических терминов (экстракция, фильтрация, декантация, электрофлотация и др.), представлением красочных схем линий утилизации, произведшим на слушателей большое впечатление. А вот что делать с технологическими решениями по остальным 180 видам жидких органических и неорганических отходов, большинство из которых нельзя просто сжечь, осталось «за кадром».

Правда, докладчик попытался рассказать о физико-химической обработке растворов с органическими компонентами, однако изложенный подход свелся к непонятно как практически реализуемому извлечению растворимых в воде различных органических веществ из водноорганических смесей.

— Например?

— Взять те же обводненные смеси галогенсодержащих и негалогенированных органических веществ или водные растворы этиленгликоля, содержащие соли мышьяка, либо отходы, содержащие метиловый спирт и пиридин…

Фильтрацией, дакантацией или электрофлотацией данные органические вещества из смеси не извлечь, а реализовать в промышленном масштабе их эффективное экстракционно-сорбционное выделение из водно-органической фазы для последующего сжигания сегодня просто нереально, поскольку никто профессионально этой проблемой не занимался. Странно, что представитель РХТУ ничего не сказал о технологии сверхкритического водного окисления опасных органических отходов без стадий сорбции и экстракции, разработанной в Институте теплофизики СО РАН и являющейся на сегодняшний день одной из самых передовых в данной области.

— Были также заявлены технологические решения, связанные с твердыми ртутьсодержащими отходами.

— Представитель «РосРАО» сообщил, что в Камбарке будут перерабатываться 33 вида таких отходов на установках шведской компании «MRT System AB» по технологии, позволяющей получать чистую ртуть при остаточном ее содержании в стеклянном вторсырье ниже значений ПДК, что, по мнению докладчика, является несомненным преимуществом данных установок.

На одном только модуле LP-200, как отметил выступающий, можно переработать в год 480 тыс. тонн стеклянных ламп с ртутным заполнением. Резюмируя выступление представителя «РосРАО», ведущая презентации госпожа Плямина почему-то заявила, что сегодня в России таких технологических возможностей нет, а действующие производства по переработке ртутных ламп не имеют законченного цикла с выпуском готовой продукции и вовлечением ее в хозяйственный оборот, поэтому в Камбарке будет реализован принципиально другой подход в переработке ртутьсодержащих отходов. Видимо, это должно было прозвучать в качестве аргумента разворачивания на камбарском ПТК производства по «современной» их переработке.

Но, и об этом не раз говорилось, и не только мной: российские предприятия по переработке ртутьсодержащих отходов не загружены, ряд из них простаивает, потребность в ртути на российском рынке падает и нет никакой необходимости городить еще один ртутный огород, в данном случае в Камбарке, тем более с объемом переработки одних только ламп, превышающим почти в 10 раз плановую мощность объекта!

А что касается аргумента, приведенного госпожой Пляминой по принципиально «новому» подходу к утилизации ртутных ламп на камбарском комплексе, мог бы посоветовать участникам презентации побывать на действующих российских предприятиях по переработке ртутьсодержащих отходов, в частности, на НПК «Меркурий» в Чебоксарах, и ознакомиться с установкой УДМ-3000, на которой получаемый товарный демеркуризированный стеклобой содержит менее 0,0001% ртути, что ниже предельно допустимой концентрации ртути в почвах. Товарную ртуть из твердых ртутьсодержащих отходов получают в России десятки специализированных предприятий.

— О третьем «технологическом решении» докладывала представительница подразделения «Osharts Energy and Environment» немецкой компании «Cristof Industries».

— Да, речь шла о высокотемпературном обезвреживании отходов на оборудовании и по технологии данной компании, то есть о сжигании отходов. Докладчица сказала, что для этого предназначен целый завод со своими техническими площадками, цехами, системами контроля и т. д., показала схемы стадий сжигания, очистки газовых выбросов, картинки соответствующих установок.

Сложилось впечатление, что задачей докладчика было донесение информации о своей компании и ее продукции с целью выхода на российский рынок. По ее словам, в России компания еще не представлена и сделать это хочется в Камбарке.

На самом же деле сжигание твердых отходов сопровождается образованием немалого количества неутилизируемых отходов в виде шлаков, которые подлежат захоронению, большого количества вредных газовых выбросов, очистка которых от токсичных веществ и контроль их содержания в воздухе является очень дорогим удовольствием. Строительство экологически безопасных мусоросжигательных заводов стоит десятки миллиардов рублей. Например, на строительство только одного мусоросжигательного завода в Казани компания «РТ-Инвест», которая входит в «Ростех», планирует выделить 28 млрд рублей. Что же можно сделать с 5 млрд рублей, выделенными на проектирование и строительство ПТК в Камбарке?

Их, скорее всего, хватит лишь на организацию «поверхностной» обработки высокотокисчных отходов в цехах и ангарах бывшего объекта по уничтожению химического оружия с целью понижения их класса опасности и придания вида, пригодного к захоронению на долгие годы. И в этом смысле инфраструктура бывшего объекта по УХО в Камбарке практически соответствует инфраструктуре задуманного производственно-технического комплекса по обработке, утилизации и обезвреживанию отходов 1 и 2 классов опасности с перепрофилированием его в гигантское кладбище промышленных отходов.

— Но были еще 29 млрд рублей, вложенных в свое время в строительство объекта по уничтожению химического оружия…

— Увы, эти 29 млрд «не работают» на оправдание «технологических затей» производственного-технического комплекса в Камбарке. Готовность камбарского объекта к переработке высокотоксичных отходов в соответствии с «технологическими решениями», озвученными на презентации, — не что иное, как миф.

Сам господин Корольков на презентации «технологических решений» в Кирове заявил, что из корпусов бывших объектов по УХО извлечено всё специальное оборудование. Нет там сегодня никаких технологических условий ни для физико-химической обработки жидких отходов гальванических производств, ни для переработки ртутьсодержащих отходов по шведской технологии, ни для сжигания отходов по немецкой технологии, а из «самых эффективных» систем безопасности на объекте, о которых всё время говорят проектировщики, остались военизированная охрана, сирена и пожарный кран. Попытки же продемонстрировать некую «замкнутость» обсуждаемых «технологических решений» в едином цикле с сырьевым оборотом, показать отсутствие сброса сточных вод и обосновать безотходность призваны создать у слушателей видимость высокой эффективности и экологической безопасности этих решений.

— Какие отходы и от каких линий в действительности могут являться сырьем для других линий в предложенном цикле «технологических решений»?

— Давайте посмотрим… Например, отходы от линии утилизации кислотно-щелочных отходов. Они никак не могут являться сырьем ни для линии переработки ртутьсодержащих отходов, ни, тем более, для сжигания в инсинераторе. Отходы от линии переработки ртутьсодержащих отходов никак не могут быть сырьем для линии утилизации отходов, содержащих комплексообразователи, точно так же отходы от линии утилизации отходов, содержащих органические компоненты, не могут быть сырьем для линии утилизации циансодержащих отходов.

Это, мягко говоря, какая-то химико-технологическая чушь. Единственное, что связывает все эти линии — вода, которая содержится в отходах, а также вода, используемая для их обработки, которую предполагается запускать в оборот после предварительной очистки. Для несведущего человека «запускание» воды в замкнутую систему означает исключение ее сбросов в окружающую среду. Однако на ПТК в случае реализации проекта будут перерабатываться 50 000 тонн отходов в год, из которых почти половина — жидких, то есть, грубо говоря, 25 тысяч кубометров, из них примерно 1/3 составляют водные растворы. Это более 8 тысяч кубометров. Получается, что ежегодно объект будет пополняться 8 тыс. куб. воды и она вся будет пускаться в оборот? Поэтому тезис о том, что на ПТК будет исключен сброс сточной воды, выглядит абсурдно.

— И в Камбарке, и в Кирове участники презентации часто вспоминали поездку в Австрию, где посетили «символ высоких технологий и современного архитектурного искусства» — мусоросжигательный завод Шпиттелау в Вене. Этот завод имеет какое-то отношение к тому, что собираются делать в Камбарке?

— Нужно отметить, что участников презентации очень воодушевило, что завод расположен в центре города, не имеет санитарно-защитной зоны, что жители Вены просто благодарны такому соседству, поэтому вывод: заводы по переработке отходов 1 и 2 классов опасности совершенно безопасны для населения, могут функционировать на территории городов и не надо бояться наших ПТК!

На это можно резонно возразить: во-первых, на заводе Шпиттелау сжигаются твердые бытовые отходы по технологиям, обеспечивающим практически полную экологическую безопасность с эффективными многоступенчатыми системами очистки выбросов и контроля их состава, коих в нашем отечестве нет. Во-вторых, опасные промышленные отходы перерабатываются в Австрии не в столицах, а в альпийской глубинке, в сотнях километров от больших населенных пунктов. Например, предприятие Gemeindebetriebe Frohnleiten GmbH близ городка Фронлайтен. В-третьих, и в Австрии бывает, что взрываются мусороперерабатывающие заводы: это произошло 10 октября в городе Хершинг близ Линца, девять человек пострадали.

— Какие еще важные аргументы в пользу строительства комплекса в Камбарке приводились на презентации?

— В арсенале пропагандистов обоснованности и важности строительства ПТК в Камбарке припасены еще два «аргумента»: территориальный и экономический.

Утверждается, что на данном комплексе будут перерабатываться, в первую очередь, промотходы, образующиеся на предприятиях Удмуртии, и завозить их на территорию республики из других регионов России будут в незначительном количестве. Во-вторых, в результате переработки отходов на ПТК оборонные, машиностроительные и металлургические заводы Удмуртии начнут якобы получать столь необходимое им качественное сырье для наращивания объемов производства продукции.

Эти утверждения являются неправдой и вводят в заблуждение общественность. Согласно официальной статистике, в Удмуртии за год образуется около 40 тонн отходов 1 класса опасности и порядка 6 тысяч тонн отходов 2 класса опасности, что в сумме составляет 12% от запланированной мощности камбарского ПТК. Это означает, что остальные 88% опасных отходов будут свозиться со всей России.

Какие продукты переработки отходов планируют получать на ПТК: гидроксиды металлов, соли натрия, калия, кальция, аммония, водонерастворимые соли, ртуть, металлический концентрат, стекло, грунт, пересыпной материал для полигонов ТКО. Из всего этого набора для профильных предприятий Удмуртии практическое значение может иметь лишь металлический концентрат, получаемый в результате переработки ртутных ламп (о переработке батареек на презентации почему-то напрочь забыли).

Содержание металла в люминесцентных, энергосберегающих лампах составляет примерно 2% от их массы. С учетом средней массы одной единицы такой лампы (0,1 кг) и примерного количества выпускаемых ламп в год в России (~70 млн шт.) получим 140 тонн металла при переработке всего их количества. Даже если представить фантастическую ситуацию, что весь этот металл использует «Ижсталь», годовое производство стали и проката на которой составляет примерно 600 тыс. тонн, получим «весомый» вклад в ее производство в размере 0,02%.

Много также ведется разговоров о важности получаемого вторичного стекла из отходов люминесцентных ламп для отечественной стекольной промышленности. Произведем расчет: пусть ежегодно утилизируются те же производимые 70 млн штук ламп, что даст около 7 тыс. тонн стеклобоя. Россия производит ежегодно порядка 90 млн тонн различной стеклопродукции, следовательно, вклад в этот объем продукции от переработанных ламп составит порядка 0,008%.

Поэтому давайте не будем под «хруст австрийских булок» доказывать несуществующую экологическую безопасность и экономическую выгоду сомнительных проектов создания в Удмуртии и в других приволжских регионах объектов по «переработке» опасных отходов, скрываться от ответов на конкретные вопросы за фразой «всё это будет прописано в технической документации». А будем вещи называть своими именами и не станем забивать головы гражданам пиар-акциями с театральными постановками «технологических решений».